Подервянский кажется человеком, который находится в ладу с собой. В мире невротиков он выглядит белой вороной. В одной из телефонных бесед спрашиваю:

– Вы как-то говорили, что идеальная модель вашей жизни – делать, что хотите, или не делать ничего. Жить по этой формуле могут себе позволить либо от рождения хорошо обеспеченные люди, либо те, у кого нет детей. Если возможен консенсус, в чем он?

– Да нет, я не был как-то особенно обеспечен, да и дети у меня имеются. Жизнь одноразовая как пластмассовая посуда, и нет смысла тратить ее на то, что тебе противно, а в случае, если ты художник, тем более. В конце концов, это просто нерентабельно. Какой смысл создавать работы, которые тебе самому противны, твой труд никогда не окупится, а это дерьмо никому не нужно. Гораздо проще делать то, что тебе нравится, и получать от этого удовольствие, а сопутствующие “пряники” придут к тебе сами собой и тем быстрее, чем меньше ты будешь о них думать.

Он родился и вырос в окружении красивых, увлеченных своим делом людей. Которые от рождения были для него своими в высшем смысле этого слова. У большинства творческих личностей полжизни уходит на то, чтобы “найти своих и успокоиться”, им приходится преодолевать преграды, пробовать, обжигаться, вляпываться, очаровываться и разочаровываться, пока они не примкнут к дружественной среде. Подервянскому во всех смыслах повезло.

Пытаюсь нащупать болевую точку, должна же она у него быть, и у меня не получается. Памятуя избитое выражение, что все мы родом из детства, спрашиваю, были ли у него травмирующие ситуации?

– Нормальное живое детство было, – жизнерадостно отвечает он. – Мальчики часто дрались, но это было нормально. Дом, в котором я жил, находился на Мечникова, на холме – это был дом художников и архитекторов. Моя среда была не в школе – там люди довольно занудные. Все мои друзья были во дворе. Дети художников. Они обладали фантазией, притом деструктивной. Так что, мы сами того не понимая, ходили по краю, совершали поступки, которые были на грани жизни и смерти.

– Какие?

– Бегали по крышам. В округе, в глинистых ярах, находили неразорвавшиеся снаряды. Тогда это была дикая территория, на ней стояли хатки, паслись козы. Неподалеку была Александровская клиническая больница (в те времена больница имени Октябрьской революции). И там же можно было увидеть ампутированные руки и ноги. Мы ими играли.

– А как?

– Как-то привязали на палку отрезанную руку, это был знак легионеров. И с ней ходили в гастроном. Много чего делали. Но это не было травматично.